В первом из исследований Мейерабиана три женщины должны были трижды произнести выражение "может быть" так, чтобы выразить одобрение, неприязнь или беспристрастность а затем семнадцать других женщин попросили представить, что говорящий говорит это выражение кому-то другому, и угадать отношение говорящего к адресату. Второе исследование, выполненное для проверки декодирования противоречивых сообщений, было более амбициозным – две женщины зачитал восемь слов ('спасибо', 'дорогой', может быть', 'действительно', 'нет', 'необузданный' и 'ужасный') в положительных, нейтральных и отрицательных тонах, а десяти людям было предложено представить, что выступавшие говорили с кем-то еще, и оценить тон сообщенной информации. Из интерпретации результатов этого эксперимента был сделан вывод о том, что "тональный компонент вносит несоразмерно больший вклад в интерпретацию общего сообщения, чем содержательный компонент". На основе результатов обоих исследований Мейерабиан предварительно озвучил идею о том, что вербальная коммуникация передавала 7% смысла, вокальная (тон) - 38%, а лицевая (мимика) - 55%. К тому времени, когда он начал писать свой труд «Невербальная коммуникация», опубликованный в 1972 году, он был куда более уверен в изложении своей "простой линейной модели": "Общее воприятие = 7 % вербальное восприятие (смысл слов) + 38 % вокальное восприятие (тона голоса) + 55 % лицевое восприятие (языка тела)".

Таким образом, вся теория человеческого общения была основана на трех женщинах, говорящих одно слово, за которыми следовали две женщины, зачитывающие (даже не спонтанно говорившие) слова, и два десятка слушателей, "воображающих" эти слова, как сказанные кому-то другому, и размышляющих о том, какое же чувство выражалось!

По мнению философа Карла Поппера, утверждение ненаучно, если оно фальсифицируется наблюдением или опытом. Представьте себе, что я спрашиваю у кого-то, как добраться до остановки автобуса № 24 в девять утра. Если бы я только обратила 7-процентное внимание на словесное содержание их ответа, я вполне могла бы все еще блуждать в поисках автобуса в девять вечера. Очевидно абсурдно предполагать, что в человеческом разговоре слова играют такую незначительную роль, а лицо такую выдающуюся: всё явно зависит от того, кто с кем разговаривает, когда, где и почему. И все же теория Мейерабиана невероятно распространилась по всему миру, заработва по пути такое правдоподобие, что теперь ее часто называют "Правилом 7 процентов". Семинары по публичным выступлениям основаны на нем; это мантра тренингов по менеджменту и навыкам общения; и она лежит в основе эзотерических терапий вроде нейро-лингвистического программирования. Проценты Мейерабиана вошли в культуру так, как будто они каким-то образом содержали информацию о генетической основе эффективной коммуникации.

Справедливости ради, Мейерабиана не обязательно обвинять в том, что его работа стала настолько популярной, или, возможно, даже была «креативно отрихтована» в процессе. Хотя исследования, подобные этому, на самом деле не более чем симуляция из серии "давайте представим", они в значительной степени не оспариваются, как происходит с большинством других научных работ. Несмотря на развитие более критического отношения к науке за последние два десятилетия, мы по-прежнему склонны придавать ей привилегированный статус.

Мейерабиан, похоже, нисколько не смущен независимой жизнью, обретенной его "исследованиями". «Мои выводы часто неверно истолковывают», - говорит он. Очевидно, что абсурдно подразумевать или предполагать, что словесная часть всей коммуникации составляет только 7% сообщения." Даже когда его исследования были первоначально опубликованы, Мейерабиан предполагал, что они в основном будут применятся к непоследовательным и трудно считываемым коммуникациям в семьях шизофреников.

С другой стороны, Мейерабиан, по-видимому, поощряет применение своих выводов ко всем видам повседневных ситуаций, как, например, заметно в продвижении его более позднего труда «Silent Messages» (Безмолвные послания) на его веб-сайте. Да и вряд ли иначе мог бы поступить человек, который также написал книгу, претендующую на то, чтобы дать " научно обоснованную информацию для выбора детских имен, с главами об именах, которые сигнализируют успешность, или звучат мужественно и женственно». Такой явно не враг популяризации. (The name game: The decision that lasts a lifetime. A survey of 1,800 first names are rated for success, morality, warmth, health, and masculinity/femininity, giving new parents an idea about the impression their babies' names make on others.)

Но что более интересно, это почему результаты двух таких явно незначительных исследований распространились с темпами особо опасных инфекционное заболевание. Это действительно загадочно, поскольку Мейерабиан не был первым, кто пытался оценить роль голоса в общении. В 1955 году лингвист по фамилии Лотц утверждал, что только 1% акустических сигналов, испускаемых взрослым человеческим голосом, имеют лингвистическую ценность, а остальные - вокальную или фонетическую. Тем не менее, насколько мне известно, утверждения Лотца никогда не были с подобным же энтузиазмом подхвачены миром. Причина известности Мейерабиана по сравнению с Лотцем, несомненно, в том, что в течение десятилетия или около того, что разделило их исследования, коммуникация заняла гораздо более обсуждаемое место в общественной жизни — теперь это была проблема, для которой искали решение. Суть работы Мехрабяна в том, что она несла в себе оттенок научной точности: она обещала, что ингредиенты успешного человеческого общения могут быть точно откалиброваны. Конечно, легче прицепить хвост ослу (детская игра, игрок с завязанными глазами должен правильно приложить хвост к изображению осла), чем зафиксировать процент роли, которую играет голос в передаче смысла: если исследования Мехрабяна что-то и измеряют, то это уровень нашего отчаяния, c которым мы ищем формулу, которая поможет нам общаться.